Огюст де Лиль-Адан - Будущая Ева [Ева будущего]
Лорд Эвальд взял пальцы искусственной руки и слегка сжал их.
Невероятно! Рука отозвалась на это рукопожатие так ласково и проникновенно, что лорд Эвальд невольно подумал, что она, быть может, является все же частью некоего невидимого тела.
С глубоким волнением выпустил он из рук этот предмет мира тьмы,
— В самом деле… — пробормотал он.
— Так вот, — спокойно и холодно продолжал Эдисон, — все это еще пустяки (да, сущие пустяки, поверьте) по сравнению с тем, что еще может быть сотворено. О, если бы возможно было осуществить это! Если бы вы только знали! Если бы…
Он вдруг замолчал, словно пораженный какой-то внезапной мыслью, столь страшной, что сразу же испуганно оборвал свою речь.
— Право, — сказал лорд Эвальд, вновь оглядываясь вокруг себя, — у меня такое чувство, будто я нахожусь у Фламеля, Парацельса или Раймунда Луллия во времена средневековых кудесников и чернокнижников. Чего же вы хотите добиться, дорогой Эдисон?
Великий изобретатель, впавший между тем в глубокую задумчивость, сел и устремил на лорда Эвальда внимательный и озабоченный взгляд.
— Милорд, — сказал он после нескольких минут молчания, — я только что понял: для такого человека, как вы, одаренного столь острой восприимчивостью, наделенного такой силой воображения, мой эксперимент может оказаться гибельным. Знаете, когда стоишь на пороге кузнечного цеха, лишь смутно различаешь в полумраке железо, огонь, работающих людей. Звенят наковальни; те, кто обрабатывают металл, выковывая из него брусья, клинки, орудия, знать не знают, какое реальное применение ожидает их изделия. Кузнецы обозначают их условным наименованием — и только. И вот все мы, решительно все, находимся в точно таком же положении! Никто не может доподлинно определить природу того, что он создает, ибо любой нож может стать кинжалом; так и любая вещь преображается и обретает свое новое название в зависимости от того, как она будет использована. Одна лишь неуверенность в конечном результате наших действий снимает с нас ответственность за них. Надо, следовательно, ни в чем не быть уверенным до конца, иначе у кого хватило бы смелости завершить свой труд!
Рабочий, отливая пулю, думает в глубине души: «Может, это еще и зря потраченный свинец — все ведь дело случая». И он заканчивает отливку смертоносного снаряда, будущая судьба которого от него сокрыта; но если бы перед мысленным его взором вдруг возникла зияющая смертельная рана, которой такой вот снаряд в числе других, изначально предназначенных для этой цели, продырявит человеческое тело, и он подумал бы, что среди роковых пуль вполне может оказаться и та, которую он в эту минуту отливает, стальная форма выпала бы у него из рук, и, коли это человек честный, он, быть может, предпочел бы отказать своим детям в лишнем куске хлеба, если ради этого куска необходимо довести работу до конца и тем самым стать невольным пособником будущего убийства.
— Ну и что же? Что вы хотите этим сказать? — прервал его лорд Эвальд.
— А то, что я вдруг почувствовал себя тем самым рабочим, который держит на огне изложницу с кипящим металлом. Раздумывая о вашем нравственном складе, о разочарованном вашем уме, я вдруг отчетливо представил себе ту самую смертельную рану… Ибо то, что я собираюсь вам предложить, может оказаться для вас спасением, но может обернуться и гибелью. В эксперименте, о котором должна пойти у нас речь, оба мы рискуем в одинаковой степени. Но мне он представляется теперь куда более опасным для вас, чем казалось вначале. Ибо только вам одному он угрожает гибелью, и гибелью поистине мучительной. Правда, она и без того вам грозит, поскольку вы один из тех, кого роковая страсть неизбежно ведет к трагическому исходу. Но, с другой стороны, у меня все же есть какой-то шанс вас спасти!.. Однако… что, если лечение не даст того исцеления, которого я жду?.. Да, мне начинает казаться, что может быть, лучше на этом остановиться и отказаться от всей этой затеи!
— Вы говорите таким тоном и так серьезно, дорогой Эдисон, — сдавленным от волнения голосом произнес лорд Эвальд, — что я вынужден честно сознаться: все равно я собирался нынче же ночью покончить с нестерпимым моим существованием.
Эдисон вздрогнул.
— Перестаньте же сомневаться, — уже бесстрастным тоном закончил англичанин.
— Выходит, жребий брошен! — прошептал физик. — Значит, все же это будет именно он… Мог ли я когда-нибудь ожидать этого?
— В последний раз прошу вас, ответьте мне: что вы собираетесь делать?
Наступила минута молчания, и лорд Эвальд вдруг отчетливо ощутил, как повеяло на него ветром Бесконечности.
— А! — пронзительно воскликнул Эдисон, вставая; глаза его сверкали. — Раз уж Неизведанное призывает меня помериться силами, да будет так! Но знайте: еще ни один смертный не пытался совершить для ближнего то, что я собираюсь совершить ради вас. Повторяю: я обязан вам жизнью — попробую же вернуть вам хотя бы малую толику своего долга.
Итак, все радости жизни, все ваше существование, говорите вы, целиком зависят от присутствия рядом с вами некоего женского существа? Вы — пленник ее улыбки, ее прелестного лица, сладостного голоса? И этими своими чарами она, живая, ведет вас прямиком к смерти?
Что ж, раз эта женщина вам так дорога… я отберу у нее то, что делает ее для вас необходимой — Я ОТТОРГНУ ОТ НЕЕ ВНЕШНИЙ ЕЕ ОБЛИК.
Сейчас я подробно, не теряя ни минуты, объясню вам — объяснения эти, возможно, повергнут вас в ужас, но они неоспоримы, как дважды два четыре, — каким образом, черпая из гигантских ресурсов современной науки, собираюсь я произвести это отчуждение и отделить от этой женщины все то, что составляет для вас ее образ: грациозность жеста, формы тела, запах кожи, тембр голоса, гибкость стана — все эти особые, ей одной свойственные движения, походку, очертания тени на земле, словом, все то, что является отражением ее тождества с самой собой. Я убью в ней глупость, уничтожу торжествующее животное самодовольство. А внешний облик, столь сладостный для вас и столь для вас губительный, я воссоздам в некоем Видении, которое будет полным ее подобием и чье человеческое очарование превзойдет все наши ожидания и мечты. А затем взамен души, которая так отвращает вас от. живой, вдохну в это ее подобие душу иного рода, быть может, недостаточно сознающую себя собою (а впрочем, что знаем мы обо всем этом? да и не все ли равно?), но способную воспринимать и впитывать в себя впечатления в тысячу раз более прекрасные, возвышенные, благородные, то есть душу, отмеченную печатью того непреходящего духовного начала, без которого человеческая жизнь не более чем комедия. Я в точности воспроизведу эту женщину, из одной сделаю двух, и в этом мне поможет всемогущий Свет. Направив его на отражающую материю, я освещу вашей печалью воображаемую душу этого двойника, наделенного всеми совершенствами ангелов. Я повергну к своим ногам Иллюзию! Я возьму ее в плен, превращу в реальность. Я заставлю Идеал, заключенный в видении, материализоваться и явить себя вашим чувствам как ЖИВОЕ СУЩЕСТВО.
Я поймаю на лету и остановлю волшебный мираж, закреплю, запечатлею тот первый миг очарования, которое вы тщетно стараетесь удержать в воспоминаниях. И, закрепив почти навечно, — понимаете ли вы это? — образ живой женщины в той единственной форме, в какой она впервые вам предстала, я сделаю второй ее экземпляр, ее двойник, преображенный в ту, которую вы рисуете себе в мечтах! Я вложу в эту Тень все песни Антонии сказочника Гофмана, все мистические тайны Лигейи Эдгара По, все жгучие соблазны Венеры могучего Вагнера. Словом, я утверждаю, что в моей власти (и берусь тотчас же доказать это) создать, вылепить из глины современной Науки Человечества существо по нашему же образу и подобию, которое, следовательно, будет для нас тем же, чем являемся мы сами для Господа Бога.
И Эдисон, как бы в знак клятвы, воздел руку.
V
Изумление
Я стоял пораженный, словно превратившись в мумию.
Теофиль ГотьеВ полном изумлении, словно оглушенный, стоял лорд Эвальд перед Эдисоном. Казалось, он отказывался понимать, что тот ему предлагает.
— Но ведь… — с трудом вымолвил он наконец, чтобы как-то прервать затянувшееся молчание, — подобное создание может быть только куклой, лишенной чувств и разума!
— Милорд, — серьезно ответил ему Эдисон, — вы заблуждаетесь, уверяю вас. Смотрите, как бы не пришлось вам, сравнивая эту куклу с ее моделью и слушая речи той и другой, ошибиться, приняв за куклу живую женщину.
